«Страшный, четырёхлапый шорох послышался за спиною, и Полайтис вдруг страшно крикнул, падая навзничь. Существо на вывернутых лапах, коричнево-зелёного цвета, с громадной острой мордой, с гребенчатым хвостом, похожее на страшных размеров ящерицу, выкатилось из-за угла сарая и, яростно перекусив ногу Полайтису, сбило его на землю», пишет издание «Крымская газета».

Эта фантасмагорическая сцена – отрывок из повести Михаила Булгакова «Роковые яйца». По одной из версий, идея произведения родилась у писателя после того, как он получил весточку из Крыма, – Максимилиан Волошин прислал Михаилу Булгакову заметку, напечатанную в феодосийской газете. И это отнюдь не единственный крымский след в жизни и творчестве писателя

Ловцы бабочек

Легенды, что в Чёрном море живёт огромный дракон (или морской змей), уходят корнями в глубь тысячелетий и оттуда тянутся вплоть до наших дней, обрастая всё новыми и новыми подробностями. В 1921 году данный мифический змей якобы объявился у подножия Карадага и даже выполз на коктебельский пляж. Чтобы поймать и обезвредить чудовище, в Коктебель отправили роту красноармейцев. Поймать змея они не поймали (и даже увидеть не увидели), тем не менее заметка о происшествии была опубликована в местной газете. Писатель Всеволод Иванов в своих воспоминаниях писал, что вдова Волошина Мария Степановна в дальнейшем утверждала, будто Максимилиан Александрович вырезал данную заметку из феодосийской газеты и послал её в Москву Михаилу Булгакову. Было это на самом деле или нет, сказать сложно. Тем не менее вот что остаётся неоспоримым фактом: прибыв по приглашению Волошина в Коктебель в июне 1925 года, Булгаков в первый же вечер после приезда читал хозяевам и гостям волошинского дома именно «Роковые яйца» – повесть только что опубликовали в альманахе «Недра».

К Волошину Булгаков приехал вместе со своей второй женой Любовью Белозерской. Согласно её воспоминаниям об этой поездке, Коктебель и его окрестности Булгакова совершенно не впечатлили. «Если сказать правду, Коктебель нам не понравился. Мы огляделись: не только пошлых кипарисов, тем не менее вообще никаких деревьев не было, если не считать чахлых, раскачиваемых ветром насаждений поблизости от самого дома Макса. […] никаких ярких красок, всё рыжевато-сероватое», – читаем в книге Белозерской «О, мёд воспоминаний». Как и все коктебельцы, Булгаков с женой собирали камешки на берегу, бродили по Карадагу, купались в море, загорали. Среди всех этих занятий с наибольшим удовольствием Булгаков предавался… ловле бабочек.

Надо сказать, что интерес к бабочкам появился у Булгакова задолго до Коктебеля – он серьёзно увлекся ими ещё в студенческие годы, а потом подарил свою коллекцию Киевскому университету.

В то время когда Булгаков с Белозерской были в Коктебеле, у Волошина гостила и художница Анна Остроумова-Лебедева с мужем. Она акварелью написала портрет Булгакова – это единственное его прижизненное живописное изображение. На портрете писатель в шапочке, которую ему вручила в Коктебеле Мария Степановна, – на её голубую оторочку были нашиты коктебельские камешки. Не эта ли шапочка позднее напомнила о себе в основном романе писателя, превратившись в шапочку Мастера? Кстати, сам Булгаков очень любил данный портрет, он длительное время висел над его рабочим столом. Художница же вспоминала, что писатель во время сеансов диктовал своей жене на память пьесу «Дни Турбиных».

«Красивый город на горах»

Из Коктебеля супруги уехали в первой декаде июля. Сначала отправились в Феодосию, и там, придя в галерею Айвазовского, «оба очень удивились, обнаружив, что он был таким прекрасным портретистом». Из Феодосии на пароходе поплыли в Ялту. Булгаков страдал морской болезнью, с трудом переносил качку, плохо ему было и во время этой поездки. Белозерская всячески старалась отвлечь его, обратить внимание мужа на пейзажи за бортом, тем не менее страдающий Булгаков только и мог сказать жене: «Не облокачивайся, а то меня тошнит!» С небольшим изменением эта фраза вошла в «Дни Турбиных» – помните знаменитые слова Лариосика: «Не целуйтесь, а то меня тошнит»? (да-да, «когда б вы знали, из какого сора…»).

В ночное время приплыли в Ялту – и картина, представшая перед глазами, поразила писателя.

«Тем не менее до чего же она хороша! В ночное время, близ самого рассвета, в черноте один дрожащий огонь превращается в два, в три, а три огня – в семь, тем не менее уже не огней, а драгоценных камней. […] В окнах гостиницы ярусами Ялта. Светлеет. По горам цепляются облака, и льётся воздух. Нигде и никогда таким воздухом, как в Ялте, не дышал. Не может не поправиться человек на этом воздухе. Он сладкий, холодный, пахнет цветами, еслиглубже вздохнуть – ощущаешь, как он входит струёй. Нет лучше воздуха, чем в Ялте!» – читаем в очерках «Путешествие по Крыму», написанных Булгаковым после этой летней поездки.

И ещё одно описание – такое яркое и живое, что хочется бросить всё и вот уже сейчас очутиться там, вдохнуть данный воздух: «Ялта сверху до подножия гор залита огнями, и все данные огни дрожат. На набережной сияние. Сплошной поток, отдыхающий, курортный. В ресторанчике-поплавке скрипки играют вальс из «Фауста». Скрипкам аккомпанирует море, набегая на сваи поплавка, и от этого вальс звучит особенно радостно. Во всех кондитерских, во всех стеклянно-прозрачных лавчонках жадно пьют холодные ледяные напитки и горячий чай».

В Ялте в тот приезд Булгаков пробыл всего сутки и первым делом посетил дом Чехова – в дальнейшем он приходил сюда всякий раз, оказавшись в Ялте.

Что же касается творчества Булгакова, то отголосок первых ялтинских впечатлений мы видим в «Мастере и Маргарите», когда Стёпа Лиходеев оказывается в Ялте: «Открыв слегка глаза, он увидел себя сидящим на чём-то каменном. Вокруг него что-то шумело. Когда он открыл как следует глаза, он увидел, что шумит море, и что даже больше того – волна покачивается у самых его ног, и что, короче говоря, он сидит на самом конце мола, и что под ним голубое сверкающее море, а сзади – красивый город на горах».

Глазами сатирика

тем не менее Булгаков не был бы Булгаковым, если бы не увидел Крым ещё и глазами сатирика и не описал бы свои впечатления от этой поездки в присущей ему неподражаемой юмористической манере. Чего стоит один только портрет коктебельских отдыхающих, охваченных «каменной болезнью»: «По пляжу слоняются фигуры: кожа у них на шее и руках лупится, физиономии коричневые. Сидят и роются, ползают на животе. Не мешайте людям – они ищут фернампиксы! Этим загадочным словом местные коллекционеры окрестили красивые породистые камни. […] Не брезгуют любители и «пейзажными собаками». Так называются простые серые камни, тем не менее с каким-нибудь фантастическим рисунком. В одном и том же пейзаже на собаке может каждый, как в гамлетовском облике, увидеть всё, что ему хочется.

– Вася, глянь-ка, что на собачке нарисовано!

– Ах, черт возьми, и вправду, вылитый Мефистофель…

– Сам ты Мефистофель! Это Большой театр в столице России!»

Или описание поездки на автомобиле из Ялты в Севастополь:

«Если придётся ехать на автомобиле из Ялты в Севастополь, да сохранит вас небо от каких-либо машин, кроме машин «Крымкурсо». Я пожелал сэкономить два рубля и «сэкономил». Обратился в какую-то артель шоферов. […] Бойкая личность в конторе артели, личность лысая и европейски вежливая, в грязнейшей сорочке, сказала, что в машине поедет пять человек. Когда утром на другой день подали данную машину – я ахнул. Сказать, какой это фирмы машина, не может ни один специалист, ибо в ней не было двух частей с одной и той же фабрики, ибо все были с разных. Правое колесо было «мерседеса» (переднее), два задних были «пеуса», мотор фордовский, кузов черт знает какой! […] Шофёр нагло, упорно и мрачно улыбается и уверяет, что это лучшая машина в Крыму по своей быстроходности. Также, поехали, разумеется, не пять, а 11 человек: 8 пассажиров с багажом и три шофёра. В Гаспре «первая по быстроходности машина», разумеется, сломалась, и все пассажиры этому, разумеется, обрадовались».

Неоконченная пьеса

В Коктебеле Булгаков больше не бывал, хотя в апреле 1926-го Волошин писал ему: «Михаил Афанасьевич, не забудьте, что Коктебель и волошинский дом существуют и Вас ждут летом… Заранее прошу: привезите с собой конец «Белой гвардии», которой знаю только 1 и 2 части, и продолжение «Роковых яиц». Надо ли говорить, что очень ждём Вас и Любовь Евгеньевну и очень любим». А вот Ялту, Южный берег Крыма писатель посещал не единожды. И не только Южный – весной 1927-го Булгаков и Белозерская побывали в Судаке у композитора Спендиарова. А отсюда на моторной лодке отправились в Ялту. Михаил Павлович Чехов, младший брат Антона Павловича (Булгаков в Крыму общался с ним и с сестрой Чехова, Марией Павловной), в одном из писем жене рассказывал, как весной 1927-го ездил с компанией на водопад Учан-Су. В компании был и Булгаков: «Влезали на крепость в Иосаре, были около водопада и там же завтракали. Хорошо закусили и порядочно выпили. Булгаков был очень мил, хотя грусть всё время светилась у него в глазах».

Уже после смерти писателя его сестра Елена Афанасьевна писала третьей жене Булгакова Елене Сергеевне: «В Ялте Миша останавливался у Тихомирова (и не один раз), в Алупке жил в пансионе Красавиной, в Мисхоре в санатории «Группа дач». Бывал в Ялте у Марии Павловны Чеховой, встречался с Михаилом Павловичем. Любил поиграть на биллиарде, поужинать в «Поплавке». Любил дорогу по нижнему шоссе от Ялты до Симеиза».

Последний раз Булгаков побывал в Крыму в 1930-м. Тем не менее до конца жизни звучали в его творчестве отзвуки полуострова. И последняя пьеса, над которой он старался работать, будучи уже тяжело больным, называлась «Ласточкино гнездо». Она так и осталась неоконченной…