11 августа 1932 года в 11 утра в своём доме в Коктебеле, там, где прожил большую часть жизни, умер Максимилиан Волошин. Благодаря ему Коктебель стал известен далеко за пределами Крыма. «Крымская газета» подготовила для вас несколько удивительных фактов из жизни этого удивительного человека, сообщает издание «Крымская газета».

«Молюсь за тех и за других»

Дом Волошина в Коктебеле, который поэт начал строить в 1903 году, задумывался им в виде корабля – площадки и лестницы изображали соединённые трапами палубы, а в башне находилась художественная мастерская. Данный «корабль» фактически стал первым в России домом творчества – в нём Волошин принимал по 500-600 человек за лето. В этом доме во время Гражданской войны поэт укрывал красных от белых, а белых – от красных.

«А я стою один меж них в ревущем пламени и дыме и всеми силами моими молюсь за тех и за других», – писал Волошин о Гражданской войне.

Воспитание характера

«Вся мужественность, данная на двоих, пошла на мать, вся женственность – на сына», – говорила о Волошине и его матери, Елене Оттобальдовне Глазер, Марина Цветаева. Ей вторил Вересаев: «Это была худощавая мужественная старуха. Ходила стриженая, в шароварах и сапогах, курила». Елена Оттобальдовна сама растила сына и хотела воспитать в нём бойцовский характер.

Тем не менее дело шло туго: Волошин был на редкость миролюбив. И в Коктебеле, куда он переехал с матерью в 16 лет, Елена Оттобальдовна… нанимала окрестных мальчишек, чтобы они вызывали Макса на драку. Учитывая характер Волошина, вряд ли это мероприятие увенчалось успехом – та же Цветаева рассказывала, что поэт даже от нападающих стай диких собак спасался, начиная с ними разговаривать и увещевая не кусать его. А с матерью Волошин оставался близок до самой её смерти (он пережил её лишь на 9 лет).

«Спорный» профиль

Строки Волошина: «И на скале, замкнувшей зыбь залива, судьбой и ветрами изваян профиль мой!» – знают многие. Они были написаны в 1918 году. Интересно, что в те времена эту скалу часто называли «профилем Пушкина». Вересаев, живший в Коктебеле у себя на даче в 1918-1921 годах, писал: «Справа высятся крутые утёсы Карадага; на склоне его выступы скал образуют совершенно определённо человеческий профиль, несколько напоминающий профиль Пушкина. Впрочем, постоянно живший в Коктебеле поэт Волошин утверждает, что это его профиль».

После землетрясения 1927 года скала частично обрушилась – и принадлежность спорного профиля стала совершенно очевидна: он приобрёл необычайное сходство с Максимилианом Волошиным.

Магнетическая сила

По воспоминаниям современников, Волошин обладал экстрасенсорными способностями. Рассказывали, что в моменты сильного душевного напряжения у него из пальцев и кончиков волос вылетали искры, от них однажды даже загорелась занавеска. А ещё говорили, что от прикосновения руки Волошина у людей проходила боль. Екатерина Бальмонт, жена поэта Константина Бальмонта, утверждала, что «у Макса есть магнетическая сила, он наложением рук излечивал нервные боли, что и многие мои знакомые испытывали на себе».

«Вход только для взрослых»

Волошин всегда имел своё собственное независимое мнение, подчас наиболее неожиданное. К примеру, в 1913 году скандал вызвала реакция Волошина на историю с картиной Репина «Иван Грозный и сын его Иван». 16 января 1913-го иконописец Абрам Балашов пришёл в Третьяковскую галерею с ножом и бросился с ним на картину с криком «Довольно крови!».

Все возмущались поступком Балашова и сочувствовали художнику (ему пришлось переписать лица Грозного и его сына заново.) Волошин же заявил, что «Репин в своей картине переступил рубежную грань, и нашелся ценитель, который её изрезал». Как писали газеты, «Волошину картина Репина не по душе; он находит, что самые потоки крови на ней неестественны.

По мнению Волошина, картине Репина, которая, разумеется, должна быть исправлена, место не в национальном музее, а в паноптикуме. Тем не менее если уж её хотят оставить в Третьяковской галерее, то пусть её поставят в отдельную комнату и напишут: «Вход только для взрослых». Волошин закончил свою речь утверждением, что он не знает, Репин ли – жертва Балашова, или Балашов – жертва Репина, потому, что давно можно было ожидать такого эксцесса при грубости картины».

Вторая дуэль на Чёрной речке

В ноябре 1909-го Волошин и Гумилёв… стрелялись на Чёрной речке. Гумилёв выстрелил мимо, пистолет Волошина дал осечку, а потом его и вовсе заклинило. Дуэль состоялась из-за поэтессы Елизаветы Дмитриевой. Летом 1909-го Дмитриева и Волошин придумали мистификацию: Дмитриева стала печататься под псевдонимом Черубина де Габриак, и жизнь этой вымышленной поэтессы была окутана тайной.

Под маской Черубины Дмитриева, не обладающая привлекательной внешностью, получила огромный успех. У неё появилась масса заочных поклонников. Тем не менее мистификацию вскоре разоблачили, а до Волошина дошли слухи, что Гумилёв цинично отозвался о Дмитриевой. За этим последовала пощёчина, данная Волошиным Гумилёву, и дуэль на Чёрной речке – вторая в истории русской литературы.

Неприличная надпись

В июле 1914 года в Феодосии в судебное производство попало дело, в котором Волошин фигурировал в качестве обвиняемого. Как сообщали газеты, поэт «не смог выносить вида установленных на пляже против его дачи дощечек, обозначавших места для купания мужчин и женщин. Соответствующие надписи были им замазаны, и в результате он и привлечён полицией за уничтожение знаков, установленных в Коктебеле по распоряжению власти».

Интереснее всего было письменное объяснение, которое Волошин прислал в уездную полицию: «Против моей дачи на берегу моря, и вправду, был самовольно поставлен о-вом курортного благоустройства, во время моего отсутствия столб с надписью «для мужчин» и «для женщин». Не трогая самого столба, я счёл необходимым замазать неприличную надпись, которой он был украшен, потому, что, я думаю, вам известно, что данная формула имеет определённое и недвусмысленное значение и пишется только на известных местах. Поступая так, я действовал так, как если бы на заборе, хотя и чужом, находящимся против моих окон, были написаны неприличные слова.

Также, считаю нужным сообщить г. исправнику, что зовут меня Максимилианом Александровичем Кириенко-Волошиным, а имя Макс (как обозначено в протоколе), является именем уменьшительным и ласкательным, так что употреблять его в официальных отношениях не подобает».