«Крымская газета» продолжает рубрику, где советует хорошие книги, на которые следует обратить внимание, сообщает издание «Крымская газета».

Сергей Кузнецов «Учитель Дымов»

Сюжет охватывает порядка 80 лет – от конца 40-х годов до наших дней. Три поколения семьи Дымовых, и все учителя. Первый, Владимир, – химик. Он желал изменить мир, тем не менее выбрал красавицу жену, маленького сынишку и учеников, которым преподавал химию. Второй, Валерий, – учитель физкультуры, гуру йоги и эзотерики. Третий, Андрей, пришёл к учительству из журналистики. Так, учитель Дымов – не конкретный человек, а путь, призвание, передаваемое из поколения в поколение, как фамильный бриллиант.

«А я недавно понял про свою семью. Мы же всё время делаем одно и то же, я никогда не замечал, а тут сообразил. Мы – учителя. Моя прабабка была учительницей в рабочей школе, ещё до революции, дед, сама знаешь, профессор химии, отец, разумеется, йог, искатель духовных путей и русский Кастанеда, тем не менее звали-то его всегда «гуру Вал», то есть, опять же, «учитель Валерий». И со мной теперь также всё ясно. А если у меня будут дети, я понимаю, чем они займутся».

Алексей Сальников «Петровы в гриппе и вокруг него»

Роман, принёсший славу и литературные награды молодому уральскому поэту и прозаику. В этом году «Петровы» получили приз «Национальный бестселлер» и приз критического сообщества премии НОС. Гриппозный кисель книги, связывающий бациллы, Петрова, его жену и сына, жаропонижающие, смысл жизни, нашу действительность, многоэтажки и пробки затягивает и обволакивает читателя. Петровы – простые обыватели. Петров-старший работает слесарем, Петрова – библиотекарь, а Петров-младший обычный подросток, который всё время проводит с телефоном и компьютером. Тем не менее в один момент всё переплетается: люди, события, времена, воспоминания, болезненный бред и реальные факты. И приходится идти по этим вязким и зыбким следам, стараясь найти истину.

«Теперь все стали серьёзнее, а прошло-то всего несколько лет. Это была осень как раз после дефолта, тем не менее его восприняли как-то весело, а теперь дефолта не было, приближался Новый год, а все ходили по улицам какие-то озабоченные. Вроде бы и одеты все были лучше, и лица были более сытые, чем в девяностых, а вот чего-то людям не хватало. Не хватало как будто какой-то суеты. Раньше городские жители были похожи на тараканов, потому как бежали на какие-то халтуры, спешили в какие-нибудь места, где можно было подешевле купить вещи и продукты, торопились на автобус так, будто это вообще последний автобус по этому рейсу, спешили вернуться домой, чтобы не пересечься в тёмном подъезде с каким-нибудь шальным наркоманом. Теперь все ходили по городу, как коты по квартире».

Виктор Пелевин «Тайные виды на гору Фудзи»

В очередном романе одного из самых издаваемых и загадочных российских авторов рассказывается о том, как некий стартапер Дамиан преподносит олигарху Фёдору Семёновичу и подруге его юности Тане возможность вернуться в детство, постичь путём дзена дальние уголки своего прошлого и воплотить их в настоящем. Тем не менее это один из самых реалистических и мизантропических романов Пелевина.

«Я всю жизнь карабкался вверх по лестнице этого мира и даже не знал, что никакой лестницы под моими ногами нет, а есть только крохотный пятачок, куда я ставлю ногу, и он рассыпается сразу после того, как я ногу поднимаю».

Лунде Майя «История пчёл»

Роман об экологической катастрофе – что бы случилось с миром, если бы из него исчезли пчёлы? По сюжету романа к 2045 году пропала последняя пчела, и человечество стало вымирать. Еду стали заменять суррогатами, а работать начали с детского возраста, стараясь опылять деревья и растения самостоятельно. За каждую сломанную ветку – штраф. Так живёт Тао, героиня одной из частей романа, в Китае 2098 года. И она решила расследовать, что же произошло.

«Нам всем надо трудиться, чтобы еды хватило на всех – так нам говорили. Мы должны сами вырастить себе еду. И работать обязаны все, даже дети. Кому необходимо образование, если зернохранилища опустеют? Если порции выдаваемой еды с каждым месяцем уменьшаются? Если мы по вечерам будем засыпать голодными?»

Ханья Янагихара «Маленькая жизнь»

Ещё одна сага в нашей подборке. Какими бы тяжёлыми и беспросветными ни были твоё детство и юность, рано или поздно ты найдёшь настоящих, преданных друзей, которые станут твоей новой семьёй. И каких бы жестоких людей ты ни встречал на своём жизненном пути, нельзя терять доверие. Учитывая название, на самом деле эта книга – сага, где автор раскрывает перед вами прошлое и всю дальнейшую жизнь четырёх героев. Янагихара говорит о дружбе на всю жизнь, о постоянных извинениях за то, в чём не виноват вовсе, и что, когда болит сильно и долго, к этому привыкаешь, это становится частью тебя и кажется нормальным.

«Неизбежно что-то ломается, изредка это можно починить, тем не менее в большинстве случаев ты понимаешь: какой бы урон ни нанесла тебе жизнь, она перестроится и воздаст тебе за твою потерю, изредка самым чудесным образом».

Джордж Сандерс «Линкольн в бардо»

Соединение исторических фактов и поэтичности вылились в один из самых неоднозначных и обсуждаемых романов современности. Если не читать аннотацию к нему, то догадаться, что происходит, можно лишь к середине произведения. Если вы устали от линейного повествования и готовы к новым опытам – эта книга для вас. Только будьте осторожны, в книге много ненормативной лексики.

«Никто из тех, кто хоть когда-или сделал что-или достойное, не обошёлся без проклятий в свой адрес».

Мария Степанова «Памяти памяти»

Попытка выстроить отношение с прошлым через историю своей семьи. Здесь память о близких становится ключом к пониманию истории и нашего места в ней. В письмах, фотографиях и заметках открываются всем знакомые черты ушедшей эпохи: революция, советская власть, Великая Отечественная война, перестройка. Автор напоминает нам, что память не вездесуща, относительна и неточна. Это в первую очередь странный комплекс чувств, не имеющий отношения к тем, кто на этих чувствах играет и кто в них живёт.

«Семейный альбом просматриваешь с любовью, в нем собрано немного: то, что осталось. Тем не менее что делать с альбомом, где сохранено всё без исключения, весь непомерный объём былого? В пределе, к которому стремится фотография, объём зафиксированной жизни равен её реальной длине; контора пишет, тем не менее некому читать».