Первый успех писательница испытала в пятнадцать лет, когда сначала рассказ «Беспокойная натура», а потом повесть «Когда же пойдёт снег?..» никому не известной ташкентской школьницы напечатал популярный и у молодёжи, и у взрослых всесоюзный журнал «Юность», выходивший в семидесятые годы прошлого столетия неслыханным нынче тиражом в три миллиона. Воды с тех пор утекло много. Теперь Дина Рубина — в числе самых популярных писателей. И не только на постсоветском пространстве, однако и за рубежом.

- Дина Ильинична, вы не раз поправляли называющих вас российским писателем. Почему?

- Потому что я — русский писатель. Носитель русского языка, русского мышления и русского осознания жизни и действительности.

- Несмотря на то, что родились и выросли в Ташкенте?

- Не только возросла, однако и прожила там 30 лет. Город моей юности был пространством русского языка. Существуют ведь не только языковые параметры, однако и тематические, мировоззренческие. И всё это взаимосвязано и взаимопроницаемо. Будучи русским писателем, я в то же время являюсь и писателем еврейским. По интересу к теме, к истории народа. Должна заметить, что любое деление и обозначение не может быть продуктивным. Подлинная литература постоянно ускользает от этих градаций. Да и язык им не поддаётся.

- Родной язык для вас русский. А Родина?

- Думаю, Родина — это способ взгляда на мир, сформированный в детстве, в семье. Язык, на котором думаешь, который называешь родным, — это и есть Родина.

- Вы против градаций, какие нынче расплодились. В любимый всеми Серебряный век никому бы не пришло в голову говорить о женской поэзии или прозе. А нынче данный термин стал чуть ли не официальным. Вас это раздражает?

- Как всякая глупость раздражает, конечно. В литературе может быть только два деления: на дарование и бездарность. Если подходить с гендерной позиции, то и Толстого надо отнести к женским писателям: есть ли более «женский» роман, чем «Анна Каренина»? Так показать трагедию женской судьбы можно было, только вникнув в психологию женщины, прочувствовав её драму. Одно описание процесса рождения ребёнка чего стоит...Можно сказать, что великий писатель превратился в момент написания романа в женщину. И это нормально: талантливый писатель может стать кем угодно. Это подтверждают и слова Флобера: «Мадам Бовари — это я». Герои моих последних романов Захар Кордовин в «Белой голубке Кордовы» и Пётр в «Синдроме Петрушки» — два мужика совершенно разных по психологии и поведению. Один называет себя «женским человеком», потому что легко влюбляется, любит женское общество, тонко понимает женскую психологию. А другой погружён в пространство своей безумной трагической любви к единственной настолько, что даже куклу делает копией своей жены. Данные романы — «женская литература»?

- Количество написанного и изданного — более сорока книг — наводит на мысль, что ничем другим вам заниматься просто некогда. В том числе и чтением.

- Что вы, без чтения никак нельзя. Чтение — это писательская гимнастика. Причём читаю на русском, конечно. Русский язык — моя жизнь, система моего дыхания. Требую, чтобы дети говорили только на русском. У дочери муж — израильтянин, по пятницам они приходят в гости, и я полвечера «корячусь», пока хватает терпения, а потом заявляю дочери: «Я устала, переводи ему!»

- Читаете только прозу?

- Нет, конечно! Прозаику просто требуется читать стихи, потому что поэзия помогает выстраивать прозу, как бы «муштрует» её.

- Каким должно быть, на ваш взгляд, соотношение реального и вымышленного в художественном произведении?

- Точной цифры никто назвать не может: это же не арифметика. Что такое документальное? Жизнь? Каждый может дать своё определение. Писатель это воспринимает как сырьё для литературы. Снова процитирую Флобера: «Правда не боится вымысла, и только правдоподобие плетётся за фактами». Кто-то придумал жанры, направления, а остальные им следуют, загоняя себя в искусственные рамки. А я говорю: нет реализма, а есть талант творческого человека, который строит некий мир. Насколько данный мир реален или абстрактен, горяч или холоден, зависит от органики дара писателя, художника, музыканта.

- Знакомство с вашим творчеством наводит на мысль, что вас не интересует, что называется, «простой» человек, незаметный: все ваши герои обладают каким-то талантом. Почему?

- Вы сами и ответили на данный вопрос: потому что человек без дара меня не интересует. А что значит «простой» — я не понимаю. Водопроводчик, парикмахер — простой? Может быть, без дара — да. Однако талантом может обладать и тот, кто выбрал данные профессии. Он так же талантливо делает своё дело, как композитор. Я преклоняюсь перед мастерством. В любой профессии. Я вообще уверена, что талантливыми рождаются все, уж извините за банальность. Что делают взрослые, видя, как хорошо ребёнок рисует, танцует, как выразительно декламирует? Умиляются. А потом оставляют без внимания. И надо быть предельно целеустремлённым, чтобы без поддержки окружающих развить в себе дарование. Противостоять тем, кто в тебя не верит. Не бояться выражать себя. Каждый должен осознать, что он и только он может выразить окружающий мир, себя в нём так, как никто другой. Ты — особый для этого инструмент. Какой — должен почувствовать сам. Вы не сможете быть контрабасом, если рождены флейтой. Талант надо лелеять, иначе он уходит.

А это не так-то просто. Ты должен себя ограничивать в чём-то, всю жизнь посвящая творчеству.

- Многие ваши вещи написаны от первого лица. Это откровения?

- Знаете, я ведь чрезвычайно закрытый человек, притом многие вещи написаны и вправду от первого лица и в них даже фигурируют мои муж, дети. Однако это не реальные люди, а персонажи. Они говорят только то, что я считаю нужным вложить в их уста. Они мне нужны для достоверности образов: знаю их вдоль и поперёк.

- Хотите сказать, что писательство — интимное дело?

- Безусловно. Ещё более интимное, чем постель. Согласна с замечательным польским писателем Мареком Хласко, сказавшим: для того, чтобы писать книги, надо полностью потерять всякий стыд. Добавлю, что писатель — это независимый от него самого рентген, просвечивающий всё вокруг и фиксирующий. Вот почему писателей опасаются, считают их людьми тяжёлыми, эгоистичными, погружёнными в свою работу и подчиняющими ей взаимоотношения с окружающими.

- Как вам Судак, куда приехали по приглашению оргкомитета Международной библиотечной конференции?

- Мы с мужем здесь отдыхаем душой. Прекрасное место! Ещё раз убедились, как уникален Крым. В молодости, в прошлой уже жизни, любили Коктебель. Теперь увидели, что Судак — ничуть не хуже. Между Коктебелем 1989 года и Судаком 2013 года прошла целая жизнь, огромная жизнь, мы побывали во многих местах, в том числе и в Ницце, в Южной Франции, и могу сказать, положа руку на сердце, что Крым им нисколько не уступает. А во многом и превосходит: по уникальности природы, особому свету, богатейшей биографии.

Кстати, перед поездкой в Крым разговаривала по телефону с давним другом нашей семьи Игорем Губерманом, человеком совершенно блистательным, и сказала, что буду выступать перед крымчанами. Он тут же подарил стишок в тему.

Не найдя нас в толпе соискателей,

Ожидавших небесную ссуду,

Бог не только послал нам читателей,

Но ещё расселил их повсюду.

- Что успели посмотреть в Симферополе?

- Немного. Потому что надо было непременно посетить Художественное училище имени Самокиша, которое Борис окончил в 1969 году. Это было очень волнующе. Выяснилось, что многие педагоги продолжают преподавать и даже узнали своего ученика. Я в Симферополе впервые в жизни. Очаровательный город. В библиотеке имени Франко нам уже завели читательские билеты, придётся теперь приезжать по средам — наиболее свободный день.

Людмила ОБУХОВСКАЯ.

По материалам информационного агентства Крымская правда