Тогда, в 41-м, он был ребёнком, родившимся в феврале 1936-го. И он не играл в войну понарошку, она в его детстве была по-настоящему. Она заставила его думать, что лучшая игрушка это мяч, скрученный из ветоши. Он помнит вкус немецкого шоколада в 1941-м и запах колосков в 1944-м. Однако на войну он смотрел глазами мальчишки. Так о своём детстве рассказывает севастополец Виталий Дубовик.
Всё горит...
- В сентябре 1941-го немцы подошли к Сивашу и остановились у станции Новотроицкая и села Громовка, начинает рассказ Виталий Иванович. Мы жили тогда в Васильевке, а дальше, в селе Комрад, были советские войска. В Ночное Время наши совершили диверсию: подожгли нефтебазу и зернохранилище. Оно горело с 1942-го до 1944-го, к нему ходили с лопатами добывать огонь.
Утром большая колонна немцев выехала в деревню. Степанчиха, соседка Дубовиков, сказала: «Давайте драпать в окоп». Таковой был в каждом огороде.
- Однако укрыться в окопе мы не успели, продолжает Виталий Иванович. Рвануло. Прижало к земле. А тут ещё двое, из соседней деревни, подоспели. И всё лопочут: мол, утром их схватили немцы и требовали показать, где красные. Оказывается, в ночное время в Громовке взорвали немецкую машину. А на утро оккупанты допытывались у всех, кто это сделал...
Всё тот же 1941-й. Наши отступили в Крым. В памяти огромные серые автомобили. Один гружён картошкой. Фрицы ходили по домам и сгоняли баб, чтоб те её чистили. Немцы, заколов несколько свиней, пировали.
Немецкие «милости»
- А было дело, сосед дед Шиян решил, что необходимо отправиться в Покровку к родственникам, продолжает Дубовик. Мне доверили кошёлку с арбузом и хлебом. Погрузились в телегу, едем. В поле у копны привал. Вдруг появляются немцы. Они допросили деда, а затем и говорят: мол, уходите отсюда, а то с неба стрелять начнут.
Дед ехал и надеялся, что заживут нормально, что немец землю даст, а лошадка хорошая есть, что будут пахать да хозяйничать. Однако не тут-то было. Лошадку откормленную фрицы забрали. Дали тощую, а потом и её кто-то увёл. В Васильевку возвращались пешком. Родную хату заняли немцы, пришлось жить с ними под одной крышей. Потом солдаты ушли на фронт.
- Папу в 1941 году призвали, однако уже в августе он получил осколочное ранение спины, рассказывает Виталий Иванович. Всю зиму мама выхаживала его.
В марте 43-го у нас с Вовкой появился ещё братик Коля.
Пенсионер вспоминает, что «под немцами» в 1942-м сельчане жили терпимо. Только необходимо было во всём слушаться и тяжело трудиться. Ну а тех, кто не желал повиноваться, били плётками (на конце с металлическим шариком) или бросали в подвал на несколько суток.
Два раза в первый класс
В сентябре 43-го Виталий Дубовик пошёл в школу. Всё в ней было по-старому, учителя те же «Плюс» да «Косая», только учредили её немцы.
А в октябре наши пришли в деревню, школу закрыли и открыли только через год. И мальчишке пришлось второй раз идти в первый класс.
На плотницкой местные мастерили для немцев гробы. Раза два в неделю за ними приезжал солдат-словак. Однажды в 43-м, явившись, он попросил, чтобы бабы «согрели ему душу», то бишь угостили самогонкой, тогда расскажет приятную новость.
- Словак рассказал, что немец плох под Мелитополем, будет отступать и придут наши, говорит Дубовик. Мы обрадовались. Через неделю фриц побежал. Помню, дед Шиян вышел на перекрёсток и показывал заблудившимся немцам, какой дорогой на Перекоп ехать. Зачем? А чтобы они через деревню не проезжали, беды в ней не наделали.
В октябре советские войска приступили к форсированию Сиваша. В доме Дубовиков опять поселились солдаты, однако уже наши: шофёры и тыловики.
Наши и Победа
Бои на переправе были тяжёлыми. Любимым развлечением мальчишек было, взобравшись на подоконник, наблюдать за тем, как в 8 километрах от их дома, в небе, разноцветными салютами взрываются снаряды. А однажды Виталий притащил под дом какую-то непонятную, однако очень интересную штуковину жёлтого цвета.
- Однако наиграться не успел, вспоминает Виталий Иванович. Мать обедать позвала. Сижу, уплетаю, вдруг взрыв. Народу набежало. Все на мальчика-поляка смотрели, что как Христос был распят на воротах. Игрушка моя оказалась немецкой многокассетной бомбой.
В марте 43-го в деревню пришли кубанские казаки. С местными они не церемонились.
- Как-то мы услышали, что казаки желают украсть у нас корову, рассказывает Дубовик. Доложили об этом мамке. Она затащила животное в сени, и шофёры наши, какие в тех сенях спать укладывались, возмутились. Мать им пожаловалась. Из комендантской роты прислали часового, приставили к нашей корове. А двери в коровник ещё гвоздями заколотили. И казаки не смогли увести кормилицу.
Запомнилось и то, как в апреле 44-го зерно, которое «мамка во дворе закопала», забрали наши тыловики, пообещав смолоть муку. Уже и фронт ушёл, уже мать подумала, что обманули, украли... Как вдруг привезли. И прощения попросили за то, что так долго.
А ещё через год был месяц май. Все кричали: «Победа! Победа!». И с уроков ребятню распустили по домам. Для жизни мирной.
Ирина КОВАЛЁВА.
По материалам информационного агентства Крымская правда