В селе Тухани
Сандовского района Тверской области учителя местной школы супруги Светлана
Геннадьевна и Андрей Александрович Сторожевых взяли в семью вначале одного
мальчика из детского дома, потом ещё одного мальчика и девочку — братика и
сестричку (Светлана Геннадьевна преподавала биологию и вела начальные классы,
Андрей Александрович обучал детей физкультуре). А у учителя русского языка и
литературы Натальи Алексеевны Бойковой и её мужа Сергея стало три дочки — к
двум своим они прибавили приёмную.
ФАКТЫ данные преподносились местными властями как акты
милосердия и гражданского мужества. На самом деле милосердие-то было от
отчаяния. Школу, в которой работали педагоги, закрывали. Этого требовала
реформа образования. Как жить дальше, никто из сельских учителей не знал. На
содержание приёмного ребёнка выделялось по 8 тыс. рублей, а также по 2,5
тысячи в качестве зарплаты каждому родителю, к тому же воспитание его
засчитывается в трудовой стаж.
Реформа образования в нынешней России началась с перехода на
подушевое финансирование. Объём выделяемых школе денег рассчитывался путём
умножения «стоимости детской души» на количество этих самых душ. Правда,
детскую душу оценивали по-разному. В Якутии — в 62778 рублей, в Карелии почти в
два раза дешевле — в 35034, а в Амурской области — всего в 9644 рубля.
И началась самая настоящая охота за детскими душами, в
которой более удачливыми оказались городские и районные образовательные
учреждения, сельские же школы стали одна за другой умирать. А вслед за ними и
сами сёла.
Впрочем, отношение к сельским школам было не везде
одинаковое. В Аткарском районе Саратовской области не закрыли ни одной школы.
Это было решение главы района, кстати, бывшего первого секретаря райкома КПСС,
которого поддержал весь депутатский корпус. И отстаивали они своё решение с
цифрами в руках.
К примеру, начальная школа в селе Средний Колышлей ежегодно
обходится бюджету в 302 тысячи рублей. Сюда входят зарплата учителя начальных
классов, учителя иностранного языка, которого возят из райцентра Актарск,
технического работника, оплата света, газа, тепла. Если её закрыть, то для
подвоза детей до районного центра нужна как минимум «газель» — она стоит 613
тыс. рублей. В селе держать машину негде, значит, придётся ей совершать четыре
рейса по маршруту город—село, в год набегает 180 тыс. рублей только на бензин.
Плюс 67,2 тысячи — зарплата водителя, 80 тыс. — на технические осмотры. В 50
тыс. обойдутся запчасти, резина, масло. Набирается 377,2 тысячи рублей. Уже
больше, чем тратится сегодня.
Какая ж тут «оптимизация»?
Да, пришлось искать способ уменьшить расходы, не сокращая
людей. В первую очередь убрали вакантные ставки или те, без которых можно
обойтись. Кого-то с двух или полутора ставок переводили на одну, технических
работников со ставок — на половину, гардеробщиков стали нанимать даже не на
сезон, а на ограниченный срок. Предметников, которых не хватает в деревне, ищут
в городских школах. Те, помимо платы за уроки, получают 25 процентов надбавки,
как и все сельские учителя. И им хорошо, и бюджету выгодно. Всё-таки дешевле
возить учителя к детям, чем детей к учителю. В ряде школ часть зданий отдали под
детские сады (бывшие колхозные садики давно закрыты и разграблены), какие
становятся не ведомственными и даже не муниципальными учреждениями, а
структурными подразделениями самих школ. И данные подразделения дают рабочие места
как сокращённым педагогам, так и безработным жителям села.
В Нижегородской области реформе образования сопротивлялись
до последнего, пока Москва не поставила ультиматум: или вы с нами участвуете в
реформе, или мы проведём её без вас. «Ведь эксперимент в образовании — это
всегда эксперимент над людьми. Мы сразу поняли, что нормативное финансирование
— это удар прежде всего по сельской школе, а у нас в области 56 процентов школ
расположены в сельской местности», — говорит начальник отдела дошкольного и
общего образования заслуженный учитель России Виктор Шмелёв. Предполагаемый
прессинг ожидали. Поэтому к навязанным «реформам» подготовились основательно.
Закупили школьный автотранспорт, оборудованный для перевозки детей. Оснастили
базовые школы всем необходимым: компьютерами, Интернетом, бесплатными
учебниками, оборудовали химические, физические, биологические кабинеты,
частично кабинеты русского языка и математики. И трудоустроили учителей тех
школ, какие подлежали закрытию.
Тогда же как реальная возможность сохранить малокомплектные
сельские школы возник проект «Учительский дом». Он предусматривал два варианта:
когда школа размещается в частном доме учителя (деревня Овечий Овраг
Краснооктябрьского района) и когда жильё для учителя оборудуется в школе
(деревня Лукино Богородского района).
Но Богородский район Нижегородской области и Аткарский
Саратовской скорее исключение из правил. Чиновники большинства регионов
послушно брали под козырёк, сбрасывая с бюджета малокомплектные школы и
разваливая таким образом деревню.
Припоминаю только один случай, когда сельским учителям
удалось в суде отстоять право на существование своей школы. Это Малаховская
школа в селе Исаково Красноармейской волости Себежского района на Псковщине. На
сторону родителей и учителей с самого начала стал глава местного самоуправления
Виктор Лапшин — бывший офицер, приехавший в данные края из Латвии.
Учителя, по правде сказать, мало верили в желаемый исход
дела, как и деревенские жители. Однако когда суд признал решение о реорганизации
школы недействительным, многие плакали от радости. Это были слёзы людей,
доказавших, что они — не быдло, с которым можно поступать как вздумается, а
граждане, способные отстоять свои права.
Но большинство сельских учителей в стране плакали от
бессилия. По официальным данным, по сравнению с дореформенным уровнем село
утратило более 13 тыс. школ. И хотя ни министерство образования и науки, ни
правительство официально не планировали данный процесс и всячески открещиваются
от своего участия в нём, дескать, решение принималось местными органами управления
образованием, однако ясно, что есть некая негласная установка (помните ультиматум:
или вы реформируете вместе с нами, или реформы пойдут без вас), нарушить
которую рядовые чиновники не решались.
Но куда делись учителя этих закрывшихся 13 тыс. школ? Об этом
ни в одном отчёте не говорится. Да и учёта такого, видимо, никто не ведёт.
— У нас остались без работы четыре учителя, — говорит
директор закрывшейся несколько лет назад Топалковской сельской школы
Сандовского района Тверской области Николай Мокеев. — Двое из них пенсионеры,
живут в селе, а двое уехали. Куда, как и кем устроились — не знаю.
Некоторые пытают счастья в Столице России или Питере в качестве
воспитателей в богатых семьях. Некоторые заполнили вакансии в городских и
районных школах.
— С началом реформ в образовании, когда перестали платить
зарплату, я устроилась в магазин продавцом, а когда тот обанкротился,
товароведом на почту. Потом взяла патент и стала торговать сама, — говорит
бывшая учительница одной из школ Устюженского района Вологодской области
Наталья Кораблёва. — Однако, если честно, торговлю я ненавижу.
Да, большинство подались на рынок. Не на рынок труда, а на
самый обычный вещевой и продовольственный базар. И не с патентом в руках, как
Наталья Кораблёва, а продавцами. На рынке старинного города Бежецка Тверской
области мне показывали: вот одна бывшая учительница, вот вторая, вот третья.
Правда, сами продавцы свое педагогическое прошлое категорически отрицали. Или
попросту убегали, когда я пытался с ними заговорить. Им было нестерпимо больно
за своё прошлое и нестерпимо стыдно за своё настоящее.
А учителя Светлана Геннадьевна и Андрей Александрович
Сторожевых, взявшие в семью мальчика из детского дома, после закрытия школы
решили переехать в райцентр. Так поступают многие семьи в деревнях, где закрыли
школы. Однако каждый деревенский ребёнок — это не только отдельная оценённая (или
уценённая?) душа, все вместе они — это ещё и душа деревни. Вот как говорит об
этом пенсионерка из села Исаково Псковской области Лидия Подабулкина:
— Понимаете, дети для нас больше, чем дети. Это украшение
деревни, душа её. И представьте, их увезли. Всё, жизнь кончилась.
Итак за последние 20 лет страна потеряла 20 тыс. сёл и
деревень. Ещё 20 тыс. на грани вымирания.
