Выступление первого заместителя Председателя ЦС РУСО, доктора экономических наук, профессор, академик РАЕН И.М. Братищева 18 октября 2014 года на юбилейной конференции РУСО.
Конец 20-х начало 30-х годов XX века характеризовался в нашей стране отказом от НЭПа и переходом к форсированному преобразованию экономики. Это были годы возрастания международной напряженности, обострения внутренних противоречий в советском обществе, сопровождаемых усилением идеологической борьбы.

Разногласия касались не только конкретных экономических мер по выходу, к примеру, из хлебозаготовительного кризиса 1927-1928 годов, вновь повторявшегося и в 1929 году, что потребовало введения в городах хлебных карточек, но и методов управления народным хозяйством. Как известно Н.И. Бухарин и его сторонники стояли на позициях НЭПа как продолжительного периода эволюционного движения к социализму с использованием государственно-регулируемой многоукладной экономики.

Для этого, в первую очередь, предлагалось  отладить механизм экономической взаимосвязи промышленности с развивающимся сельском хозяйством.

Принципиально иной концепции придерживался И.В. Сталин и его сторонники. Её исходной посылкой стало положение: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Данную мысль И.В. Сталин высказал в феврале 1931 года в речи «О задачах хозяйственников». (Как показала история, он верно определил срок возможного военного столкновения с капитализмом).

Если НЭП не обеспечивает такие темпы промышленного развития, то его, по словам И.В. Сталина, «надо отбросить к черту». Для скачка в индустриализации, считал он, необходима опережающая интенсивная коллективизация.

Борьба этих двух концепций разгорелась при переходе к новому этапу индустриализации, который был спланирован первым пятилетним планом развития (1928-1932). План разрабатывался работниками ВСНХ под руководством В.В. Куйбышева и основывался на функционировании государственно-регулируемой многоукладной экономики.

Принятый в мае 1929 г. первый пятилетний план отличался, как отмечают современные экономисты, удивительной сбалансированностью, достигнутой даже при существовавших тогда простейших методах и технике экономических расчетов. Он предусматривал 22% роста промышленного производства и 20% коллективизации сельскохозяйственного производства на добровольных началах.

Высокие темпы роста промышленности планировалось обеспечить за счёт внутренних ресурсов, какие складывались в основном из следующих поступлений в государственный бюджет: а) доходы от поселкового хозяйства и легкой промышленности, перераспределяемые в пользу тяжелой индустрии; б) доходы от монополии внешней торговли зерном, золотом, лесом, пушниной и другими товарами (на вырученную валюту закупалось оборудование для новых заводов); в) рост налогов на частный сектор с последующим вытеснением его из экономики; г) ограничение потребления городского и поселкового населения (т.е. ограничение роста его жизненного уровня) и обязательная подписка на займы индустриализации.

Все данные материальные источники мыслилось подкрепить духовной энергией трудящихся – трудовым энтузиазмом масс, убежденных в необходимости перенесения тягот ради построения справедливого и обеспеченного социалистического общества и защиты Отечества[1].

Самодостаточная экономика:

Уроки истории

Первым в истории опытом целенаправленного управления развитием общества и в то же время важным шагом в становлении его новой экономической организации явилась разработка и выполнение в Советском Союзе пятилетних планов. Именно опыт советских пятилеток, методологическую и организационную основу которых создали наши отечественные экономисты, был затем использован и поныне используется во многих странах мира.

Он и был положен и в основу создания в стране самодостаточной экономики посредством перехода к её форсированной модернизации: рывка в индустриальное общество; сплошной коллективизации поселкового хозяйства; курса на культурную революцию (одна из главных целей последней состояла в том, чтобы культура, образование, просвещение, развитие науки стали достоянием и делом всего народа, а не только его элитарной части).

В описываемой промежуток времени понятие «самодостаточная экономика» в экономической теории ещё не использовалось. Чаще всего его включали в содержание слова «автаркия», искусственно прилепленное современными отечественными либералами к советской экономике. «По их мнению, - пишет д.э.н., профессор Е.А. Косарев, - Советская Россия, а далее СССР, закрылись от мира, отгородились «железным занавесом», а там, за кордоном, «все лучшее». Следует отметить, что подобное утверждение было навязано обществу и, к сожалению, оно остается доминирующим в сознании множества обывателей разных уровней и мастей.[2]

Анализ интерпретаций слова «автаркия», существующих в отечественной и мировой энциклопедической литературе, свидетельствует о том, что оно  означает:

Во – первых,  самодостаточность, независимость, и, в частности, национальную экономическую самодостаточность и независимость;

Во – вторых,  политику построения национальной экономики таким образом, чтобы облегчить самодостаточность и независимость от других стран;

В - третьих, автаркию, т.е. экономическую независимость и самодостаточность региона или нации.[3]

Именно такая управляемая государством автаркия, позволяющая, в первую очередь, экономически  обеспечить национальные интересы страны, и стала  реально создаваться в посленэповском Советском Союзе. Это потребовало теоретического обоснования  нового механизма управления экономикой страны, подкрепленного системой законодательных актов и направленного на достижение общественно значимых целей. Нельзя было не учитывать и то, что автаркия (самодостаточность,  самообеспечение, «опора на собственные силы», как говорят в Китае) позволяет в случае оборонительной войны выдержать первые вооруженные нападения и мобилизовать экономику, т.е. осуществить её конверсию, исходя  из задач военного времени.

Россия, как уже отмечалось, была первой и пока ещё единственной  страной в истории человечества, свершившей социалистическую революцию в то время, когда капитализм вступил в высшую стадию своего развития – империализм. Она  изначально вынуждена была защищать себя от агрессии извне. И одним из важнейших, эффективных путей решения этой задачи было восстановление, реформирование и обеспечение самодостаточности её экономики.

Исходя из этого, в конце 20-х годов в стране, развернулась научная  дискуссия о двойственном характере труда, постепенно переросшая  в широкую полемику  о диалектике производительных сил и производственных отношений. В экономической науке сложилось два антидиалектических направления: механистическое и идеалистическое. Сторонники идеалистического направления (И. И. Рубин, И.А. Кушин и др.) неверно трактовали всякую связь между производительными силами и производственными отношениями, рассматривая последние с точки зрения примата обмена, что вынуждало их переносить в сферу обмена и категорию «абстрактный труд». 

В свою очередь,  сторонники механистического направления (С. Бессонов, А. Кон и др.) растворяли производственные отношения в производительных силах, натуралистически толковали абстрактный труд и другие категории политической экономии. С критикой механистических и идеалистических воззрений в политической экономии выступили Г. Абезгауз, Г. Дукор, А. Ноткин и др. Итоги дискуссии были подведены в статье В. Милютина и Б. Борилина «К разногласиям в политической экономии», опубликованной в журналах «Большевик», «Проблемы экономики» и «Плановое хозяйство» (1930, №2).

Надо сказать, что экономические дискуссии того времени вовсе не носили схоластический характер. Они организовывались тем или иным политическим, хозяйственным и научным учреждением – Академией наук СССР или АН союзных республик и их научными советами, научными институтами, вузами, а также проводились в форме  полемики в журнальных статьях и монографиях.

Представленные в экономической литературе теоретические концепции подвергались всестороннему обсуждению, в ходе которых выдвигались новые, оригинальные решения спорных вопросов. Как правило, широкие и продолжительные экономические споры предшествовали принятию важных  политических и хозяйственных решений.

 С учетом внутренних и внешних угроз и, как говорят сейчас, рисков, Советская власть и выстраивала систему самодостаточности, которая обеспечивалась:

- монополией государства во внешней торговле;

- стратегическим и текущим планированием экономики;

- курсом на возведение и развитие  внешнеэкономических связей Советского Союза на долгосрочной договорно – правовой основе;

- динамичным организационным и структурным построением аппарата  той или иной отрасли экономики сообразно этапам развития народного хозяйства и мировых тенденций.

Понятно, что обеспечение самодостаточности такой громадной пространственно и столь различной исторически, многонациональной страны требовало неординарных теоретических и практических решений, предопределяемых прежде всего тем, кто является собственником земли, природных ресурсов, лесов, вод, орудий и средств производства, транспорта и денежного капитала.

Утверждение новых форм собственности в стране позволило осуществить три грандиозных преобразования (модернизации): форсированную коллективизацию поселкового хозяйства, основанную на замене системы мелкособственнического сельскохозяйственного производства коллективным обобществленным земледелием; индустриализацию, т.е. создание крупного  машинного производства во всех отраслях народного хозяйства, обеспеченного кардинальной реконструкцией экономики; культурную революцию,  главным содержанием которой стал коренной переворот в духовном развитии страны, а также формирование «нового» человека, обладающего, как сейчас говорят, высоким индексом развития человеческого потенциала (ИРЧП).

Последнее обстоятельство в рассматриваемые нами годы имело особо важное значение, потому вряд ли можно подвергнуть сомнению, что успехи осуществленных  в СССР предвоенной модернизации были напрямую определены именно уровнем развития человеческого потенциала – образованностью, знаниями, умениями, навыками и опытом, инициативой и творчеством работников – главной производительной  силы тогдашнего,  и тем более современного общества.

Объективной сутью осуществляемого в то время «в отдельно взятой стране» уникального в мировой истории эксперимента была социалистическая модернизация всей социально – экономической сферы. Её проект – стал вырисовываться ещё в 1924 – 1928 годах  в постоянных дискуссиях между так называемыми «почвенниками», призывающими строить социализм, не дожидаясь мировой революции, и «интернационалистами», утверждавшими, что без помощи будущих «передовых» социалистических стран Европы и Америки победа социализма в заведомо «отсталом» Советском Союзе не возможна. И это несмотря на то, что уже к октябрю 1928 года народное хозяйство страны по целому ряду показателей уже существенно превосходило наиболее высокий в дореволюционной Российской истории уровень.

Так,  контуры конкретного плана индустриализации страны как ускоренного в течение целого ряда лет развития промышленности стали вырисовываться уже к началу первой  пятилетки (1928 – 1932 гг.). Планировалось обеспечить 19-20% ежегодного прироста продукции машиностроения, энергетики, химии, металлургии с тем, чтобы промышленность стала главной отраслью народного хозяйства.[4]

Промышленный рывок должен был превратить ввозящую машины и оборудование страну в производящую их. Потому СССР противопоставлял себя капиталистическому миру, он вынужден был создавать военную промышленность, не рассчитывая на импорт стратегически важных товаров из капиталистических стран.

Основные средства для создания индустрии должна была дать социалистически перестраиваемая деревня. Опора на экономические рычаги в изыскании средств для индустриализации предполагала использование существовавших форм собственности, товарно – денежных отношений, предприимчивости в ведении поселкового хозяйства и легкой промышленности ради накопления в этих отраслях средств, какие можно использовать для создания тяжелой промышленности. Данный путь, по которому,  как уже говорилось, предлагал идти лидер партии «правого уклона» Н.И. Бухарин, предполагал продолжение НЭП-а.

Второй путь, к которому все больше склонялись И.В. Сталин и его сторонники, был связан с концентрацией экономики в руках государства, с использованием внеэкономических, командно – административных, методов мобилизации ресурсов для индустриализации. Это предполагало свертывание НЭП-а, жесткое и рискованное изъятие ресурсов из сферы далеко не самодостаточного сельского  хозяйства и легкой промышленности, использование их для ускоренного создания тяжелой промышленности. Последняя, в свою очередь, и должна была  послужить основой для перевооружения и ускоренного развития всех других отраслей народного хозяйства.

30 сентября 1928г. Бухарин опубликовал в «Правде», статью «Заметки экономиста». В ней он доказывал необходимость и возможность бескризисного развития промышленности и поселкового хозяйства, резко критиковал не названных по именам «сверхиндустриализаторов». Статья, воспринятая как явный выпад против сталинской группы, вызвала острую перепалку на заседании Политбюро.

Приведенный пример свидетельствует о том, что создание устойчивого фундамента самодостаточной экономики сопровождалось не указаниями «сверху», а острым политическим противостоянием и теоретическими спорами. И это не случайно. Ситуация в стране, обострившаяся после срыва хлебозаготовок 1927 года, в последующие годы (особенно после очередного неурожая 1928года) заметно ухудшилась, а существовавшее в обществе неравенство, стало, как утверждают аналитики, неравенством в бедности.

Поиск выхода из создавшегося положения и был предметом продолжавшейся в 1929 – 1930 годы научной  дискуссии. В центре споров оставался вопрос, как сохранить высокие темпы индустриализации и в то же время повысить товарность сельскохозяйственного производства. Победа Сталина и его сторонников над «правоуклонистами» открывала путь форсированию индустриализации и коллективизации, что диктовалось внутренними и внешними условиями развития страны.

Так к осени 1929г. свои плоды стали приносить мероприятия по подготовке перехода деревни к сплошной коллективизации, предпринимавшиеся с ХV съезда партии (декабрь 1925г.). Если летом 1928г. в стране существовало 33,3 тыс. колхозов, объединявших 1,7% всех крестьянских хозяйств, то к лету 1929г. их стало 57 тыс. В них было объединено свыше миллиона, или 3,9%, хозяйств. В некоторых районах Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги,  Центрального Черноземья колхозными стали до 30-50% хозяйств. За три месяца (июль -  сентябрь) в колхозы вступило около миллиона крестьянских дворов, почти столько же, сколько за 12 послеоктябрьских лет.

Это означало, что на путь колхозов стали переходить основные слои деревни – середняки. Немаловажным обстоятельством, облегчавшим данный процесс, были общинные традиции российского крестьянства.

С учетом сложившейся тенденции было принято  решение завершить коллективизацию в основных зерновых районах страны за год. Теоретическим обоснованием форсирования перестройки деревни явилась статья И.В. Сталина «Год великого перелома» (7 ноября 1929г.). В ней говорилось, что крестьяне пошли в колхозы «целыми деревнями, волостями, районами», что позволило достигнуть «решающих успехов в деле хлебозаготовок», «рассеять в прах» утверждения «правых» о невозможности массовой коллективизации.

Как показало дальнейшее развитие событий, ориентация на форсированное планомерное создание  самодостаточной экономики Советской России, Советского Союза оказалась правильной. Первый пятилетний план, как уже отмечалось, завершился в 1932 году и пятилетку с большим напряжением сил (материальных, трудовых и финансовых ресурсов) удалось выполнить в 4 года. Вторая пятилетка советской модернизации охватила 1923 – 1937 годы, третья началась в 1938 – м и должна была закончиться в 1942 – м году. Но история, к сожалению,  распорядилась иначе.

Мы видим, таким образом, что развитие Советского Союза в 30-е годы прошлого столетия, при всей противоречивости этого процесса опиралось на теоретический багаж, накопленный экономической наукой  за все  предшествующие годы. И данный вывод является не менее актуальным, чем обращение к официальным страницам прошлого. Безусловно, развитие отечественной экономической мысли довоенного и послевоенного периода было столь же противоречиво и неоднозначно, как и сама экономическая политика. И в этом, по всей вероятности, состоит не только специфика того времени, но и общая судьба экономической теории, как правило, находящейся  под сильным прессом политики и господствующей идеологии.

Уже в первые годы после великой Октябрьской социалистической революции внимание учёных – экономистов сосредоточилось на изучении состояния порушенного в ходе Первой мировой, а затем и гражданской войны хозяйства, теоретической разработке и практическом решении множества актуальных для страны вопросов. Учёные – экономисты  проводили многочисленные и  масштабные экономико-статистические исследования по оценке наследия, полученного молодой Советской республикой.  С образованием в 1924- м году СССР,  были опубликованы работы, в которых глубоко и непредвзято анализировалось  положение в народном хозяйстве в целом, в отдельных отраслях, регионах страны и сферах приложения труда, освещались основные проблемы переходного периода и первых социально – экономических преобразований.

Теория – самая надежная практика

Экономической науке того времени несомненно принадлежит приоритет  в обосновании необходимости индустриализации страны, в разработке основных  форм и методов преобразований мелкокрестьянских хозяйств в крупные сельскохозяйственные производства с учетом исторического опыта общинного земледелия и крестьянской кооперации. Особое внимание уже в начальном периоде преобразований обращалось на изучение хозяйственной конъюнктуры и моделирование экономических процессов.

К числу особо значимых достижений русской экономической школы 20-х – 30-х  годов, без всякого сомнения,  относится создание теории и методологии планирования народного хозяйства СССР как центрального звена управления экономикой, а также разработка концепции измерения затрат и результатов при оптимальном планировании. Жизнь следующий раз подтвердила, что «самой надежной практикой» всегда была и остаётся теория.

И и вправду, в итоге осуществления двух с половиной довоенных пятилетних планов была решена беспримерная по своим масштабам задача индустриализации страны и переустройства поселкового хозяйства. В 1940 году в Советском Союзе производилось больше, чем в 1913 году: электроэнергии – в 24 раза; чугуна – в 3,5; стали – в 4,3; угля – в 5,7; нефти – в 3; продукции машиностроения и металлообработки – в 30 раз. По объёму промышленного производства и национального дохода СССР вышел на 1 –е место в Европе и 2- е место в мире.[5]

В американском исследовании «Мировая торговля», опубликованном в 1940 году приводятся данные, свидетельствующие о том, что в СССР уже в 1935 году производилось заметно больше, чем в США ячменя (17,8 и 0,9% мирового производства), льняного масла (21,7 и 3,7% соответственно), пшеницы (21, 2 и 10,2%)[6].

Самодостаточность многонационального народного хозяйства Советского Союза  обеспечивалась государством на научно обоснованных началах и главным образом на базе тщательного и взвешенного учета возможностей союзных и автономных республик, национальных округов, уже тогда интегрированных в единый народнохозяйственный  комплексе. При необходимости каждый регион в плановом порядке привлекал ресурсы извне, что способствовало в конечном итоге выравниванию уровней их экономического развития.

Думается, что для тех, кто желает знать историю своей страны и её русской экономической  мысли, было бы полезно внимательно изучить уникальный  труд академика Е.С. Варги – директора Института Мирового хозяйства и мировой политики АН СССР «Капитализм и социализм за 20 лет», опубликованный в 1938 году. Исследования ученого построены на обширном статистическом материале, свидетельствующем о ходе восстановления послереволюционной экономики России и развития народного хозяйства Советского Союза в годы первых пятилеток.

 На представительных  данных академик Е.С. Варга (1871 – 1964) убедительно показал, что благодаря научно обоснованной экономической политике, основанной на плановом ведение хозяйства,  Советский Союз не только достиг высокого уровня развития, но и стал одной из преуспевающих стран мира, а по целому ряду показателей превзошел Соединенные Штаты Америки, Англию, Германию и Францию.

Экономисты 60-х годов прошлого века о таких темпах экономического роста, какие демонстрировала наша страна в 30-е годы, говорили как об «экономическом чуде», адресуя это яркое определение Японии, Германии, в наше время КНР. Но первое такое «экономическое чудо», когда среднегодовые темпы роста производства составляли десятки процентов было сотворено в предвоенном Советском Союзе. Это позволило за исторически короткое время осуществить модернизацию, позволившую в кратчайший по историческим меркам промежуток времени создать в стране мощный экономический потенциал, способный, как показали дальнейшие события, противостоять потенциалу фашисткой Германии, объединившей  в своих руках экономическую мощь всей предвоенной Европы.

 Чтобы не быть голословным смотрите в приложении некоторые таблицы из книги академика Е.С. Варги, дающие четкое и убедительное представление об экономике России, Советской России и Советского Союза с 1913-го по 1936 год (включительно).[7]

Результат известен – наступил новый, советский этап в развитии русской цивилизации. В научной литературе имеют место самые различные оценки этого периода.

Считается, к примеру, что в Советском Союзе был построен социализм в основном. Противники социализма дают советскому обществу самые разные названия и характеристики, начиная от утверждения, что движение к новому общественному строю – это, якобы, «исторический тупик» до обвинения советского государства в тоталитаризме.

Однако, опираясь на исторический опыт, конкретный социальный анализ и закономерности исторического процесса, можно утверждать, что к концу 30-х гг. сформировалось трудовое, социально однородное, учитывая отсутствие частной собственности на орудия и средства производства, национально сплоченное советское общество – общество раннего социализма[8].

Ранняя стадия социализма, аналогичная ранней стадии феодализма и капитализма, включала, как и в прошлых формациях, основы нового социально-экономического строя, но восприняла и черты предыдущей формации в её цивилизационных российских формах – военно-государственного капитализма и бюрократической самодержавной политической системы. Конкретно-исторические и цивилизованные особенности возникновения социалистического общества в России, полное огосударствление экономики и общественной жизни придали ему своеобразные черты. Учитывая главную направленность развития экономики на создание современного военно-промышленного комплекса (ВПК) и подготовку общества к отражению агрессии, можно дать ему определение как «военно-государственный социализм». «Вооруженная Великороссия» (по Ключевскому) получила в новых исторических условиях форму «Вооруженной Советской России». Со всеми противоречиями и недостатками конкретно-исторической формы российский военно-государственный социализм 30-х гг. показал свою жизненную силу и соответствие интересам человека труда.

Едва завершив первоочередные задачи, СССР оказался перед смертельной угрозой новой капиталистической интервенции и выдержал труднейшее историческое испытание. Поколению людей, прошедших через Первую мировую и Гражданской войны, через огромное напряжение и лишения в годы первых пятилеток, предстояла ещё борьба с фашистским нашествием.

Вместе с ним в войну вступило и новое поколение, выросшее в межвоенный промежуток времени, воспитанное на идеях социализма и советского патриотизма. Данные два поколения советского народа вынесли тяжелейшую борьбу с захватчиками и добились Победы, определившей дальнейший путь советского общества и всего человечества.

Принуждение обстоятельствами.

Перенесемся в наше время. В начале XXI века мирохозяйственное развитие стало происходить в условиях нарастающей экономической стратификации (расчленения, разделения), образующей основу нового мирохозяйственного устройства. Одновременно с этим стали нарастать быстрые и целенаправленные изменения, какие, несмотря на их вроде бы сложность, сводятся к следующему:

- в политике делаются попытки (в основном либеральные) снизить роль государств;

- в экономике “первую скрипку” начинают играть ТНК;

- национальные культуры заменяются универсальной американизированной масскультурой;

- в духовной области наблюдается массовый отказ от христианства и замена его “новым” язычеством;

- в отношениях между людьми внедряется эгоизм и потребительство, падает нравственность, разрушается семейный уклад.

Под аккомпанемент разговоров о  свободе, гуманизме и безопасности, усиливается контроль над личностью, отношения между людьми становятся бесчеловечнее, растет преступность и терроризм, с каждым днем жить становится отнюдь не лучше и уютней. Обо всем этом много сказано и написано, поэтому повторять нет смысла.

Важно другое – все обозначенные изменения очень часто отождествляются с глобализацией. Но точнее их можно было бы связать с наступлением западной  цивилизации на другие, в частности, славянскую, с разрушением традиционного общества и государства. Процесс идёт то мирно, то в форме военной агрессии, и развязывания в тех или иных странах гражданской войны как это происходит на Украине.

Отсюда вывод: сама жизнь, «сложившиеся обстоятельства», настоятельно требуют другой парадигмы развития и других людей, способных работать в условиях реализации мобилизационного проекта, предполагающего создание в России современной самодостаточной экономики. А это означает, что малопрогнозируемая и сумбурная экономическая политика, осуществляемая либеральным Правительством в условиях открытой экономической войны против нашей страны должна быть решительно заменена новой социально-экономической доктриной.

Необходимо в конце-концов осознать, что трансформация нынешнего цивилизационного жизнеустройства сопровождается ростом стратегической неопределённости, во многом обусловленной кризисом неоклассицизма, потерей классической политэкономией, включая и её марксистскую ветвь, своей ведущей роли в концептуально – теоретическом обосновании экономической доктрины, соответствующей вызовам ХХI века. Никто не знает, какой будет новая культурная, экономическая, технологическая, геополитическая эпоха, переход к которой может затянуться на десятилетия и сопровождаться драмами и трагедиями. Но становится все более очевидным, что Запад вместе с его ультрарыночной экономикой  стагнирует и что дальнейшая интеграции России в распадающуюся западную цивилизационную модель крайне губительна для  нашей страны. В также время нельзя учитывать, что утопающий Запад не оставляет попыток силовыми, военными методами выкарабкаться из трясины и сохранить  свои господствующие позиции за счёт других.

Отсюда вывод, который крайне неприятен российским фанатам западных ценностей: «Россия может и должна достойно сыграть роль, продиктованную её цивилизационной моделью, великой историей, географией и её культурным геномом, в котором органично сочетаются фундаментальные основы европейской цивилизации и многовековой опыт взаимодействия с Востоком, где сейчас активно развиваются новые центры экономической силы и политического влияния».

Как ни странно, но данные слова принадлежат президенту В.В. Путину, призванному по определению быть образцом мудрости, бескорыстия и честности. Ему же принадлежит и попытка в своих известных предвыборных  статьях закрепить ультралиберальную идеологию «вашингтонского консенсуса»,  а там, где это уже откровенно не работает, имитировать её эффективность с помощью официальной статистики, не имеющей почти никакого отношения к действительности.

И в данном случае мы имеем дело со стремлением решать накапливающиеся проблемы, как говорят юристы, «негодными средствами». Это происходит  в условиях, когда политэкономия задвинута на второй план, уступив доминирующие позиции  конструированию апологетических концепций западного образа жизни, в которых научное осмысление подменятся откровенным оправданием индивидуализма, социального дарвинизма и безудержного потребительства.

Кризисные же процессы в самой экономической науке усиливаются в связи с тем, что потенциал господствующей в России экономической школы отстает от произошедших фундаментальных изменений в самой экономике, что оборачивается её неспособностью вырабатывать точные и достоверные  оценки, не говоря уже о прогнозах.

Таким образом, для преодоления сложившейся в нашей стране стратегической неопределённости необходимо, как это подчеркивалось на Первом международном Конгрессе политэкономов – марксистов (ноябрь 2012г.),  восстановить статус политической экономии, как теоретической основы решения прикладных экономических проблем. Разумеется, решением этой задачи нельзя ограничиться. Самые сложные и дискуссионные вопросы возникают в связи с раскрытием места и роли современной экономической теории как в самой экономике, так в политике и в хозяйственной практике.

Может возникнуть вопрос, насколько потенциал фундаментального теоретического знания сохранился и имеет преимущественные позиции в сопоставлении с неоклассикой и другими научными направлениями в анализе происходящих процессов в экономике, особенно применительно к современному кризису в мировом хозяйстве и к определению перспектив развития мира?

Чтобы на него ответить, необходимо разобраться, пусть и в первом приближении, с собственно базовыми методологическими принципами, характеризующими современную политическую экономию как научную школу. Речь идёт о том, что следует  обозначить достаточно чётко её предмет, проблемное поле и методологическое ядро. Это важно для того, чтобы само политэкономическое знание приобрело определенную целостность и единство, закрепилось в форме теоретической основы практических социально- экономических решений и действий.

Думается, что для преодоления стратегической неопределённости  крайне необходимо разработать современный политэкономический подход  к анализу сложившихся проблем, связанных с его приоритетной ориентацией  на решение актуальных задач экономического развития.

Необходимо не в отрыве от реальной экономики, а опираясь на неё, дискутировать о научных проблемах. Это значит, что следует рассматривать современную политэкономию как фундаментальную часть экономической науки, но непосредственно обращенную к реальной общественно - хозяйственной жизни.

Сегодня необходимо политическая экономия ХХI века, опирающаяся на исторические традиции и одновременно воспринимающая все то полезное, что накоплено в экономической науке. Она должна быть открытой для диалога и следовательно, способной давать ответы на современные вызовы.

Новая экономическая доктрина и её суть

К сожалению, взятый с 1991 года ошибочный курс на полную зависимость российской экономики от США до сих пор не пересмотрен. И хотя в связи с ситуацией на Украине политически наша страна стала немного самостоятельнее, её экономический суверенитет продолжает нарушаться. Все межбанковские расчёты России продолжают идти через США. По системе ко